Митрополит Антоний Сурожский «Страстная седмица. Проповеди»

Страстной Понедельник

1965 г.

Митрополит Антоний Сурожский (1914-2003), архиепископ Великобритании и Ирландии, Патриарший экзарх Западной Европы (1965-1974), почётный доктор наук Абердинского университета (1973), Кембриджского университета (1996), Московской Духовной академии (1983) и Киевской духовной академии (1999), один из известнейших православных миссионеров XX века.

Тема о суде Божием. Если вы прочтете евангельские отрывки, которые положены на сегодня, то увидите, что тема суда проходит через них красной нитью; и она ставит перед нами вопрос: каковы мы?.. Чем мы кажемся, чем мы на самом деле не являемся? В чем наша лжеправедность, в чем наше ложное бытие перед лицом подлинного?

По-гречески суд называется “кризис”: мы сейчас – и в течение всей истории – находимся в состоянии кризиса, то есть суда истории, то есть, в конечном итоге, суда Божиих путей над нами.

Каждая эпоха – время крушений и обновлений; и вот все кажущееся – погибнет, все ложное – погибнет. Устоит только целостное, устоит только истинное, устоит только то, что на самом деле есть, а не то, что будто бы существует.

Каждый из нас чем-то кажется: и в хорошем, и в плохом смысле; и все то, что кажется, рано или поздно будет смыто и разнесено: Божиим судом, человеческим судом, грядущей смертью, жизнью. И мы должны, если мы хотим вступить в эти дни страстных переживаний, раньше всего подумать: чем мы являемся на самом деле? – и только настоящими встав перед судом своей совести и Бога, вступить в последующие дни: иначе мы осуждены…

 

Страстная Среда

6 апреля 1977 г.

Мы уже подходим к самим Страстям Господним, и из всего, что мы слышали, так ясно делается, что Господь может все простить, все очистить, все исцелить и что между нами и Ним могут стоять две только преграды. Одна преграда – это внутреннее отречение от Него, это поворот от Него прочь, это потеря веры в Его любовь, это потеря надежды на Него, это страх, что на нас у Бога может не хватить любви…

Петр отрекся от Христа; Иуда Его предал. Оба могли бы разделить ту же судьбу: либо оба спастись, либо оба погибнуть. Но Петр чудом сохранил уверенность, что Господь, ведающий наши сердца, знает, что, несмотря на его отречение, на малодушие, на страх, на клятвы, у него сохранилась к Нему любовь – любовь, которая теперь раздирала его душу болью и стыдом, но любовь.

Иуда предал Христа, и когда он увидел результат своего действия, то потерял всякую надежду; ему показалось, что Бог его уже простить не может, что Христос от него отвернется так, как он сам отвернулся от своего Спасителя; и он ушел…

Часто нам думается, что он ушел в вечную погибель; и от этого у нас – может быть, недостаточно – содрогается сердце и ужасается: неужели он мог погибнуть? К Петру пришли другие ученики, они его взяли с собой, несмотря на его измену; Иуда среди них был какой-то чужой, нелюбимый, непонятный; к нему, после его измены, никто не пошел. Если измена Иудина случилась бы после Воскресения Христова, после того, как ученики получили дар Святого Духа, думается, что они не оставили бы его погибнуть в этом страшном одиночестве, не только без Бога, но и без людей. Христос не оставляет никого… И как бы ни страшно было думать об Иуде, о том, что его слово погубило Бога, пришедшего на землю, однако где-то должна в нас теплиться надежда, что бездонная премудрость Божия и безграничная, крестная, кровная Его любовь и его не оставит…

Не будем произносить и над ним последнего, страшного суда – ни над кем. Как-то, много лет тому назад, светлый русский богослов Владимир Николаевич Лосский, говоря о спасении и погибели, закончил свое слово надеждой; говоря уже не об Иуде, не о Петре, ни о ком из нас, он сказал о сатане и о споспешествующих ему аггелах, что мы должны помнить, что на земле, в борьбе за спасение или за погибель человека, Христос и сатана непримиримые противники; но что в каком-то другом плане и сатана, и темные, падшие духи являются тварью Божией, и Бог Свою тварь не забывает…

И мы сегодня видим и другой образ. Я только что говорил, что нас может отделить от Бога наше, и только наше отречение от Него и бегство от Него, неверие в Его любовь, в Его верность. Но есть другое, что нас может отделить от Бога; об этом мы слышали постоянно в эти дни: это ложь и лицемерие. Это ложь людей, которые не хотят на себя посмотреть, не хотят себя видеть, какие они есть, которые хотят обмануть себя, обмануть Бога, обмануть других и прожить в мире иллюзий, в мире нереальности, в котором им на время спокойно, безопасно; это нас тоже может отделить от Бога…

Одного подвижника раз спросили, как может он жить с такой радостью в душе, с такой надеждой, когда он себя знает грешником? И он ответил: Когда я предстану перед Богом, Он меня спросит: Умел ли ты Меня любить всей душой твоей, всем помышлением, всей крепостью твоей, всей жизнью?.. И я отвечу: Нет, Господи!.. И Он меня спросит: Но поучался ли ты тому, что тебя могло спасти, читал ли ты Мое слово, слушал ли ты наставления святых? И я Ему отвечу: Нет, Господи!.. И Он тогда меня спросит: Но старался ли ты хоть сколько-то прожить достойно своего хотя бы человеческого звания?.. И я отвечу: Нет, Господи! И тогда Господь с жалостью посмотрит на мое скорбное лицо, заглянет в сокрушенность моего сердца и скажет: В одном ты был хорош – ты остался правдив до конца; войди в покой Мой!..

Сегодня утром мы читали о том, как блудница приблизилась ко Христу: не покаявшаяся, не изменившая свою жизнь, а только пораженная дивной, Божественной красотой Спасителя; мы видели, как она прильнула к Его ногам, как она плакала над собой, изуродованной грехом, и над Ним, таким прекрасным в мире таком страшном. Она не каялась, она не просила прощения, она ничего не обещала, – но Христос, за то, что в ней оказалась такая чуткость к святыне, такая способность любить, любить до слез, любить до разрыва сердечного, объявил ей прощение грехов за то, что она возлюбила много… И когда Петр был Им прощен, он тоже сумел Его много любить, может быть, больше многих праведных, которые никогда не отходили от Спасителя, потому что ему было прощено так много…

Скажу снова: мы не успеем покаяться, мы не успеем изменить свою жизнь до того, как мы встретимся сегодня вечером и завтра, в эти наступающие дни, со Страстями Господними. Но приблизимся ко Христу как блудница, как Мария Магдалина: со всем нашим грехом, и вместе с тем отозвавшись всей душой, всей силой, всей немощью на святыню Господню, поверим в Его сострадание, в Его любовь, поверим в Его веру в нас, и станем надеяться такой надеждой, которая ничем не может быть сокрушена, потому что Бог верен и Его обетование нам ясно: Он пришел не судить мир, а спасти мир… Придем же к Нему, грешники, во спасение, и Он помилует и спасет нас. Аминь.

 

Страстная Среда – Таинство Елеопомазания

2 апреля 1980 г.

Сейчас мы будем совершать Таинство Елеопомазания больных.

Установлено это Таинство было еще в апостольские времена, но на Страстной неделе оно стало совершаться со времени Крымской войны, в осажденном Севастополе. Болезнь, насильственная смерть грозили каждому, и архиерей города повелел всем – что я говорю: просил, чтобы каждый приготовился к смерти и к тому, чтобы предстать перед Богом очищенным от всякой скверны. Каждый каялся в своих грехах перед лицом угрожавшей или даже верной смерти; и затем каждый помазывался во исцеление души и, следовательно, тела от болезни, от хрупкости, от голодной слабости.

Нам не угрожает, поскольку мы знаем, насильственная смерть; но все мы стоим перед лицом собственной смертности. Смерть придет на каждого из нас, болезнь поражает каждого из нас в его время. И есть болезнь тела, но есть также в постепенном умирании человека нечто, что относится к его духу: злопамятность, ненависть, горечь, страх, зависть, ревность – все чувства, которые направлены против нашего ближнего. А также чувства – или бесчувствие, – которые отчуждают нас от Бога, разрушают нас в душе и в теле так же верно, как болезнь.

И вот сейчас, когда мы будем стоять перед Богом, слушая призыв Апостолов о том, чтобы нам покаяться, слушая Евангелие, провозглашающее о прощении и об исцеляющей силе Божией, будем, каждый из нас, помнить о нашей смертности, о нашей хрупкости, о том, что мы изо дня в день стоим перед судом нашей души и нашей совести и так мало слышим его; о том, что каждый из нас в какой-то день встанет перед Богом и увидит, что полжизни, а то и большую ее часть он потратил напрасно: потому что единственный плод жизни – это любовь, благодарность, поклонение Богу, стяжание Духа Святого.

Покаемся же, то есть обернемся от смерти к жизни, от самих себя к Богу, от потемок и мрака – к чистому свету Христову. И затем, со всей искренностью принеся Богу в течение этой службы сердце сокрушенное, дух кающийся, приняв решение не допустить, чтобы Христовы жизнь и смерть оказались для нас напрасными, примем помазание святым Елеем во исцеление души и тела, елеем радования, елеем, который восстанавливает силу, который приготавливает нас на борьбу со всяким злом, духовным и прочим, приготавливает нас стать воинами Христа.

Встанем же сейчас перед Богом в обнаженности правды, в обнаженности души, которая не ищет скрыться и защититься от своей совести, и получим исцеление. Исцеление души и, в той мере, в какой это полезно для нас, исцеление тела: потому что мы призваны быть сильными силой Господней, но мы также призваны, таинственным и иногда пугающим нас образом, нести в нашем теле смерть Христову, нести в нашем теле раны Христовы, чтобы восполнить в наших телах недостающее страстям Христовым.

Станем же чистыми духом и душой, так, чтобы всякая душевная боль или страдание или всякое страдание тела были плодом не смерти в нас, но нашего единства со Христом, и блаженны мы, что будем в эти дни призваны разделить с ним Его страсти…

 

Страстная Среда и Таинство Елеопомазания

26 апреля 1989 г.

В сегодняшней службе мы с чувством ужаса, но также и трагического трепета вспоминаем предательство Иуды; и в этой же службе вспоминается событие, когда трое юношей были брошены в огненную печь царем вавилонским. Остановимся на мгновение на иудином предательстве.

Он был учеником; он был так же близок к Господу Иисусу Христу, как и каждый из других Его учеников. Каким-то образом, слишком таинственным, чтобы мы даже могли строить догадки, что-то с ним случилось: он избрал стяжательство, властолюбие, он избрал мир вместо нищеты, вместо предельного истощания Божия. Он был свободен: он сделал выбор. И одновременно само это его предательство раскрывает нам еще раз по-новому – что есть Божественная любовь: на фоне этой человеческой хрупкости и этой человеческой измены мы видим, как Христос говорит ему: Иди и делай, что собирался!.. Ни слова осуждения; только обращенные к ученикам слова, пронизанные болью: Лучше было бы тому человеку не родиться, который предает Сына Божия… И снова: когда Иуда приходит в Гефсиманский сад, принося смерть и предательство, Христос к нему обращается со словом такой силы любви, такой полноты любви: Друг! На какое дело ты пришел?.. В момент, когда Иуда предает Христа, чтобы Он был убит, Он зовет его: “Друг!”, потому что Он не изменяет никому; Он остается верным… И вечная судьба Иуды тоже покрыта для нас тайной; мы можем только представить себе, что, когда Христос сошел во ад и победил ад, Иуда и Христос снова встретились лицом к лицу. К чему привела эта встреча, мы гадать не можем. Но мы можем ставить перед собой вопросы о нашей собственной верности или наших изменах. Предательство Иуды было вызвано его привязанностью к вещам земли, его политическими планами, его желанием обогатиться; в конечном итоге – его непониманием Христа и путей Божиих. Тут предостережение: он – как человек из притчи, который отказался прийти на брачный пир, потому что купил поле и думал, что владеет им, а на самом деле он оказался во власти того, что приобрел; который отказался прийти, потому что купил волов и ему надо было испытать их, у него было дело на земле и не было времени на брачный пир; который отказался прийти, потому что сам нашел себе жену и сердце его было полно собственной радостью, не было в нем места для радости и счастья другого… Не похоже ли это на нас самих в стольких отношениях? Но, сказав все это, можем ли мы забыть слово Христа: “Друг!” – верность Того, Кого Книга Откровения называет “Верным”: Он верен навсегда.

Верность мы видим также во втором образе сегодняшнего богослужения; это образ Ветхого Завета: трое юношей, которые отказались поклониться ложным богам – жадности, властолюбию, ненависти, – которые все это отвергли и были за это приговорены царем вавилонским к сожжению в пылающей печи. И когда царь пришел посмотреть на зрелище их казни, он воскликнул: Не троих ли мужей мы бросили в огонь связанными? И вот я вижу четырех мужей, ходящих без цепей, и вид четвертого подобен Сыну Божию… – В самых страшных, самых жестоких испытаниях, в самых лютых искушениях, когда искушение пламенеет и горит страдание, Христос с нами. Не достаточно ли этого, чтобы напитать нашу надежду уверенностью и из нашей робкой, шаткой надежды сделать такую надежду, которая есть уверенность, что Бог с нами!

Но относится ли это только к тем, кто праведен? Трое юношей страдали ради Бога – как же грешники, преступники, злодеи? Вспомним небольшой холм вне стен града – Голгофу; три креста; на одном умирает Сын Божий, непорочный, но несущий на Себе грех, зло всего мира. И два человека, которые были действительно злы. И поскольку один из них признал, что он зол, что творил зло, он обернулся ко Христу с воплем раскаяния, сожалея о том, чем он был, что он сделал, принимая последствия того, чем был и что сделал как справедливое возмездие за свои грехи. Вспомним его слова, обращенные к другому злодею, чтобы унять его богохульство: Мы справедливо осуждены, потому что мы преступники а Он умирает обреченный, засуженный несправедливо, потому что Он не сделал ничего дурного… И вот первый принял все последствия, всю боль, все страдание, весь ужас, который выпал ему, потому что увидел в этом справедливость: Божию правду и карающую справедливость людскую. И Христос обещал ему, что в тот самый день он будет с Ним в раю.

О чем это снова говорит нам? Это говорит, что все мы стоим перед Богом осужденными. Не творили ли мы зло? Не преступники ли мы, то есть не преступили ли мы грани из Земли Обетованной, земли Божией в землю, которая еще под властью врага? Не предали ли мы правду, отвернувшись от закона жизни и избрав закон смерти? И опять: когда мы оглядываемся на себя, не можем ли мы увидеть себя как изуродованную икону, образ Христов? И изуродованный не обстоятельствами, не другими людьми, а прежде всего нами самими? И тогда мы можем повернуться к Богу и сказать: Да! Я признаю, что я обманул Твое доверие! Я оказался недостоин Твоей веры в меня – и я принимаю все последствия своей неверности. Господи! Я распинаюсь болью и стыдом; Господи, прими меня в Твое Царство… И ответ: Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я дам вам мир! Придите ко Мне!..

И вот мы подходим сегодня к Таинству Елеопомазания с этим многогранным сознанием, которое предлагается нам сегодняшней службой. Мы идем в уверенности, что Бог с нами в нашем испытании и в нашем искушении, в опаляющем пожаре зла и в пламенеющем горниле очищения, если только мы примем последствия того, чем мы являемся. И если мы обратимся к Богу и скажем: Господи! Я согрешил против Неба и перед Тобой! Я больше недостоин называться Твоим сыном, Твоей дочерью – мы будем приняты Богом, как блудный сын был принят своим отцом: прощенные, принятые в объятия, получившие нашу первую одежду, одаренные Божиим доверием, названные нашим подлинным именем: сын Мой, дочь Моя…

Примем же это Таинство Помазания во исцеление души и тела просто потому, что мы пришли к Богу, просто потому, что говорим: Господи, спаси нас! – как Петр кричал, когда тонул. И мы будем очищены, исцелены, поставлены на путь спасения… Какое диво! Как дивно быть так любимыми и так уверенными, что мы любимы.

Будем поэтому идти с уверенностью, с надеждой, которая и есть надежда явленная, и принесем Богу столько любви, сколько можем: иногда благодарность может быть началом любви. Принесем Ему наше доверие, нашу благодарность и примем от Него прощение и обновление жизни. Аминь.

 

Служба “Двенадцати Евангелий” Страстного Четверга

1980 г.

Вечером или поздней ночью в Страстной четверг читается рассказ о последней встрече Господа Иисуса Христа со Своими учениками вокруг пасхального стола и о страшной ночи, одиноко проведенной Им в Гефсиманском саду в ожидании смерти, рассказ о Его распятии и о Его смерти…

Перед нами проходит картина того, что произошло со Спасителем по любви к нам; Он мог бы всего этого избежать, если бы только отступить, если бы только Себя захотеть спасти и не довершить того дела, ради которого Он пришел!.. Разумеется, тогда Он не был бы Тем, Кем Он на самом деле был; Он не был бы воплощенной Божественной любовью, Он не был бы Спасителем нашим; но какой ценой обходится любовь!

Христос проводит одну страшную ночь лицом к лицу с приходящей смертью; и Он борется с этой смертью, которая идет на Него неумолимо, как борется человек перед смертью. Но обыкновенно человек просто беззащитно умирает; здесь происходило нечто более трагичное.

Своим ученикам Христос до этого сказал: Никто жизни у Меня не берет – Я ее свободно отдаю… И вот Он свободно, но с каким ужасом отдавал ее… Первый раз Он молился Отцу: Отче! Если Меня может это миновать – да минет!.. и боролся. И второй раз Он молился: Отче! Если не может миновать Меня эта чаша – пусть будет… И только в третий раз, после новой борьбы, Он мог сказать: Да будет воля Твоя…

Мы должны в это вдуматься: нам всегда – или часто – кажется, что легко было Ему отдать Свою жизнь, будучи Богом, ставшим человеком: но умирает-то Он, Спаситель наш, Христос, как Человек: не Божеством Своим бессмертным, а человеческим Своим, живым, подлинно человеческим телом…

И потом мы видим распятие: как Его убивали медленной смертью и как Он, без одного слова упрека, отдался на муку. Единственные слова, обращенные Им к Отцу о мучителях, были: Отче, прости им – они не знают, что творят…

Вот чему мы должны научиться: перед лицом гонения, перед лицом унижения, перед лицом обид – перед тысячей вещей, которые далеко-далеко отстоят от самой мысли о смерти, мы должны посмотреть на человека, который нас обижает, унижает, хочет уничтожить, и повернуться душой к Богу и сказать: Отче, прости им: они не знают, что делают, они не понимают смысла вещей…

 

Благовещение и Страстная Пятница

7 апреля 1961 г.

Совпадение в этом году Великой Пятницы и праздника Благовещения Пресвятой Богородицы раскрывает перед нами часто от нас ускальзывающую трагическую истину и реальность Благовещения.

Мы часто думаем о Благовещении – и справедливо – как о дне, когда Спаситель Господь явил Пречистой Деве Богородице, что Она станет Матерью Воплощенного Слова Божия. И мы думаем только о той чудесной радости, которая вошла в мир с обещанием о Спасителе. Но мы редко думаем о том, что дары Божии всегда трагичны в нашем мире, что ничего не случается великого кроме как ценой сердечной муки и крови человеческой.

И вот в сегодняшний день мы видим, как обещанное Пречистой Деве воплощение Сына Божия во спасение мира завершается трагично. Христос родился в наш мир для того, чтобы «душу Свою положить за други Своя» (Ин.15:13). Любовь Божественная, крестная, спасительная любовь привела Сына Божия в мир смерти, и обещание Ангела Пречистой Богородице о том, что родится Спаситель мира, значило для Нее в то же время, что рожденный от Нее Божественный Сын кровью Своей и мукой смертной и самой смертью, непостижимой, невозможной смертью воплощенного Слова, спасет мир.

В эти дни, в эти часы, которые нас отделяют от Пасхи, от торжества Воскресения Христова, вдумаемся в образ Пречистой Девы, Которая совершенной верой и совершенной чистотой, подвигом истинной святости стяжала Себе этот страшный дар – стать Матерью Господней; и Которая, будучи едина с Сыном Своим Божественным, едина духом, едина волей, едина сердцем, предстояла у Креста Его, пока многочасно умирал Спаситель.

И если мы вчитаемся в евангельские слова, мы не увидим в них картин рыдающей Матери; мы увидим в Пречистой Деве Ту, Которая приносит в дар, в кровавую жертву Своего Сына для того, чтобы мир нашел спасение.

Проходя эти часы, вслушаемся, после выноса Плащаницы, в слова канона “Плач Богородицы”, постараемся вникнуть в тайну меча, пронзающего сердце Пречистой Девы. Она едина с Господом; Он умирает – Она со-умирает с Ним… Поклонимся долготерпению Христову, поклонимся страстям Его и будем помнить, что в Страсти Его, в долготерпении Его, в Кресте и любви Его Пречистая Дева участвует до конца и что право молиться за нас перед Богом о нашем спасении Она купила смертью крестной Сына Своего. Аминь.

 

Вынос Плащаницы

Страстная Пятница – 8 апреля 1966 г.

Икона Спасителя «Снятие со Креста»

Как трудно связать то, что совершается теперь, и то, что было когда-то: эту славу выноса Плащаницы и тот ужас, человеческий ужас, охвативший всю тварь: погребение Христа в ту единственную, великую неповторимую Пятницу.

Сейчас смерть Христова говорит нам о Воскресении, сейчас мы стоим с возжженными пасхальными свечами, сейчас самый Крест сияет победой и озаряет нас надеждой – но тогда было не так. Тогда на жестком, грубом деревянном кресте, после многочасового страдания, умер плотью воплотившийся Сын Божий, умер плотью Сын Девы, Кого Она любила, как никого на свете – Сына Благовещения, Сына, Который был пришедший Спаситель мира.

Тогда, с того креста, ученики, которые до того были тайными, а теперь, перед лицом случившегося, открылись без страха, Иосиф и Никодим сняли тело. Было слишком поздно для похорон: тело отнесли в ближнюю пещеру в Гефсиманском саду, положили на плиту, как полагалось тогда, обвив плащаницей, закрыв лицо платом, и вход в пещеру заградили камнем – и это было как будто все.

Но вокруг этой смерти было тьмы и ужаса больше, чем мы себе можем представить. Поколебалась земля, померкло солнце, потряслось все творение от смерти Создателя. А для учеников, для женщин, которые не побоялись стоять поодаль во время распятия и умирания Спасителя, для Богородицы этот день был мрачней и страшней самой смерти.

Когда мы сейчас думаем о Великой Пятнице, мы знаем, что грядет Суббота, когда Бог почил от трудов Своих, – Суббота победы! И мы знаем, что в светозарную ночь от Субботы на Воскресный день мы будем петь Воскресение Христово и ликовать об окончательной Его победе.

Но тогда пятница была последним днем. За этим днем не видно ничего, следующий день должен был быть таким, каким был предыдущий, и поэтому тьма и мрак и ужас этой Пятницы никогда никем не будут изведаны, никогда никем не будут постигнуты такими, какими они были для Девы Богородицы и для учеников Христовых.

Мы сейчас молитвенно будем слушать Плач Пресвятой Богородицы, плач Матери над телом жестокой смертью погибшего Сына. Станем слушать его. Тысячи, тысячи матерей могут узнать этот плач – и, я думаю, Ее плач страшнее всякого плача, потому что с Воскресения Христова мы знаем, что грядет победа всеобщего Воскресения, что ни един мертвый во гробе. А тогда Она хоронила не только Сына Своего, но всякую надежду на победу Божию, всякую надежду на вечную жизнь. Начиналось дление бесконечных дней, которые никогда уже больше, как тогда казалось, не могут ожить.

Вот перед чем мы стоим в образе Божией Матери, в образе учеников Христовых. Вот что значит смерть Христова. В остающееся короткое время вникнем душой в эту смерть, потому что весь этот ужас зиждется на одном: НА ГРЕХЕ, и каждый из нас, согрешающих, ответственен за эту страшную Великую Пятницу; каждый ответственен и ответит; она случилась только потому, что человек потерял любовь, оторвался от Бога. И каждый из нас, согрешающий против закона любви, ответственен за этот ужас смерти Богочеловека, сиротства Богородицы, за ужас учеников.

Поэтому, прикладываясь к священной Плащанице, будем это делать с трепетом. Он умер для тебя одного: пусть каждый это понимает! – и будем слушать этот Плач, плач всея земли, плач надежды надорванной, и благодарить Бога за спасение, которое нам дается так легко и мимо которого мы так безразлично проходим, тогда как оно далось такой страшной ценой и Богу, и Матери Божией, и ученикам. Аминь.

 

У Плащаницы

Страстная Пятница – 1967 г.

Мы, люди, всю нашу надежду после Бога возложили на заступление Богородицы. Мы эти слова повторяем часто, они нам стали привычны. А вместе с этим, перед лицом того, что совершалось вчера и сегодня, эти слова непостижимо страшны. Они должны являть или удивительную веру в Богородицу, или являют на самом деле, что мы не глубоко пережили в течение своей жизни этот призыв к помощи Божией Матери.

Перед нами гроб Господень. В этом гробе человеческой плотью предлежит нам многострадальный, истерзанный, измученный Сын Девы. Он умер; умер не только потому, что когда-то какие-то люди, исполненные злобы, Его погубили. Он умер из-за каждого из нас, ради каждого из нас. Каждый из нас несет на себе долю ответственности за то, что случилось, за то, что Бог, не терпя отпадения, сиротства, страдания человека, стал тоже Человеком, вошел в область смерти и страдания, за то, что Он не нашел той любви, той веры, того отклика, который спас бы мир и сделал невозможной и ненужной ту трагедию, которую мы называем Страстными днями, и смерть Христову на Голгофе.

Погребение Христа

Скажете: Разве мы за это ответственны – мы же тогда не жили? Да! Не жили! А если бы теперь на нашей земле явился Господь – неужели кто-нибудь из нас может подумать, что он оказался бы лучше тех, которые тогда Его не узнали. Его не полюбили, Его отвергли и, чтобы спасти себя от осуждения совести, от ужаса Его учения, вывели Его из человеческого стана и погубили крестной смертью? Нам часто кажется, что те люди, которые тогда это совершили, были такими страшными; а если мы вглядимся в их образ – что мы видим?

Мы видим, что они были действительно страшны, но нашей же посредственностью, нашим измельчанием. Они такие же, как мы: их жизнь слишком узкая для того, чтобы в нее вселился Бог; жизнь их слишком мала и ничтожна для того, чтобы та любовь, о которой говорит Господь, могла найти в ней простор и творческую силу. Надо было или этой жизни разорваться по швам, вырасти в меру человеческого призвания, или Богу быть исключенным окончательно из этой жизни. И эти люди, подобно нам, это сделали.

Я говорю “подобно нам”, потому что сколько раз в течение нашей жизни мы поступаем, как тот или другой из тех, которые участвовали в распятии Христа. Посмотрите на Пилата: чем он отличается от тех служителей государства, Церкви, общественности, которые больше всего боятся человеческого суда, беспорядка и ответственности и которые для того, чтобы себя застраховать, готовы погубить человека – часто в малом, а порой и в очень большом? Как часто, из боязни стать во весь рост нашей ответственности, мы даем на человека лечь подозрению в том, что он преступник, что он – лжец, обманщик, безнравственный и т.д. Ничего большего Пилат не сделал; он старался сохранить свое место, он старался не подпасть под осуждение своих начальников, старался не быть ненавидимым своими подчиненными, избежать мятежа. И хотя и признал, что Иисус ни в чем не повинен, а отдал Его на погибель…

И вокруг него столько таких же людей; воины – им было все равно, кого распинать, они “не ответственны” были; это было их дело: исполнять приказание… А сколько раз с нами случается то же ? Получаем мы распоряжение, которое имеет нравственное измерение, распоряжение, ответственность за которое будет перед Богом, и отвечаем: Ответственность не на нас… Пилат вымыл руки и сказал иудеям, что они будут отвечать. А воины просто исполнили приказание и погубили человека, даже не задавая себе вопроса о том, кто Он: просто осужденный…

Но не только погубили, не только исполнили свой кажущийся долг. Пилат отдал им Иисуса на поругание; сколько раз – сколько раз! – каждый из нас мог подметить в себе злорадство, готовность надругаться над человеком, посмеяться его горю, прибавить к его горю лишний удар, лишнюю пощечину, лишнее унижение! А когда это с нами случалось и вдруг наш взор встречал взор человека, которого мы унизили, когда он уже был бит и осужден, тогда и мы, и не раз, наверное, по-своему, конечно, делали то, что сделали воины, что сделали слуги Каиафы: они завязали глаза Страдальцу и били Его. А мы? Как часто, как часто нашей жизнью, нашими поступками мы будто закрываем глаза Богу, чтобы ударить спокойно и безнаказанно – человека или Самого Христа – в лицо!

А отдал Христа на распятие кто? Особенные ли злодеи? Нет – люди, которые боялись за политическую независимость своей страны, люди, которые не хотели рисковать ничем, для которых земное строительство оказалось важней совести, правды, всего – только бы не поколебалось шаткое равновесие их рабского благополучия. А кто из нас этого не знает по своей жизни?

Можно было бы всех так перебрать, но разве не видно из этого, что люди, которые убили Христа, – такие же, как и мы? Что они были движимы теми же страхами, вожделениями, той же малостью, которой мы порабощены? И вот мы стоим перед этим гробом, сознавая – я сознаю! и как бы хотел, чтобы каждый из нас сознавал, – блаженны мы, что не были подвергнуты этому страшному испытанию встречи тогда со Христом – тогда, когда можно было ошибиться и возненавидеть Его, и стать в толпу кричащих: Распни, распни Его!..

Мать стояла у Креста; Ее Сын, преданный, поруганный, изверженный, избитый, истерзанный, измученный, умирал на Кресте. И Она с Ним со-умирала… Многие, верно, глядели на Христа, многие, верно, постыдились и испугались и не посмотрели в лицо Матери. И вот к Ней мы обращаемся, говоря: Мать, я повинен – пусть среди других – в смерти Твоего Сына; я повинен – Ты заступись. Ты спаси Твоей молитвой, Твоей защитой, потому что если Ты простишь – никто нас не осудит и не погубит… Но если Ты не простишь, то Твое слово будет сильнее всякого слова в нашу защиту…

Вот с какой верой мы теперь стоим, с каким ужасом в душе должны бы мы стоять перед лицом Матери, Которую мы убийством обездолили… Встаньте перед Ее лицом, встаньте и посмотрите в очи Девы Богородицы!.. Послушайте, когда будете подходить к Плащанице, Плач Богородицы, который будет читаться. Это не просто причитание, это горе – горе Матери, у Которой мы просим защиты, потому что мы убили Ее Сына, отвергли, изо дня в день отвергаем даже теперь, когда знаем, Кто Он: все знаем, и все равно отвергаем…

Вот, встанем перед судом нашей совести, пробужденной Ее горем, и принесем покаянное, сокрушенное сердце, принесем Христу молитву о том, чтобы Он дал нам силу очнуться, опомниться, ожить, стать людьми, сделать нашу жизнь глубокой, широкой, способной вместить любовь и присутствие Господне. И с этой любовью выйдем в жизнь, чтобы творить жизнь, творить и создавать мир, глубокий и просторный, который был бы, как одежда на присутствии Господнем, который сиял бы всем светом, всей радостью рая. Это наше призвание, это мы должны осуществить, преломив себя, отдав себя, умерев, если нужно – и нужно! – потому что любить – это значит умереть себе, это значит уже не ценить себя, а ценить другого, будь то Бога, будь то человека, жить для другого, отложив заботу о себе. Умрем, сколько можем, станем умирать изо всех сил для того, чтобы жить любовью и жить для Бога и для других. Аминь!

 

Служба Погребения в Страстную Пятницу

Пророчество, которое мы сейчас слышали (Иез.37:1–14), – образ всего видимого. Вся земля лежит перед нами, и вся она покрыта костьми мертвыми; из поколения в поколение легли эти кости в землю, из поколения в поколение как будто торжествует смерть.

И вот еще одно погребальное шествие совершено, и в эту землю легло бессмертное, нетленное, пречистое Тело Иисусово. И земля дрогнула, и все изменилось, до самых недр ее. Как зерно пшеничное, легло Тело Иисусово в эту землю, и, как огонь Божественный, сошла Его пречистая душа в глубины ада, и сотрясся ад. И теперь, когда мы предстоим перед Гробом, в глубинах той тайны отвержения, которую мы называем адом, совершилось последнее чудо: ад опустел, ада нет, потому что в самые его глубины вошел Господь, соединяя с Собой все. Как зерно горчичное, было положено Тело Его в землю, и как зерно постепенно исчезает, как зерно постепенно перестает быть отличимо от той земли, в которую оно вложено, но собирает в себя всю силу жизни и восстает уже не едино, не одинокое зерно, а сначала росток, а затем малый куст и дерево, так теперь Иисус, погрузившись в тайну смерти, извлекает из нее все, что способно жить, всякую живую человеческую душу, и приготовляет воскресение всякой человеческой плоти.

Кости мертвые, кости сухие перед нами, и уже трепетна земля, уже мир полон дыханием бурным Воскресения, уже воскрес Господь, уже восстала Матерь Божия, уже победа над смертью одержана, уже мы можем петь Воскресение перед лицом гроба, где лежит многострадальное Тело Иисусово. Христос победил смерть, и мы эту победу сейчас будем воспевать ликующе, ожидая момента, когда и до нас дойдет эта весть, когда загремит в этом храме победная песнь о Воскресении Христовом. Аминь.

 

Литургия Великой Субботы

9 апреля 1977 г.

Бывает, что после долгой, мучительной болезни умирает человек; и гроб его стоит в церкви, и, взирая на него, мы проникаемся таким чувством покоя и радости: прошли мучительные дни, прошло страдание, прошел предсмертный ужас, прошло постепенное удаление от ближних, когда час за часом человек чувствует, что он уходит и что остаются за ним на земле любимые.

А в смерти Христовой прошло и еще самое страшное – то мгновение Богооставленности, которое заставило Его в ужасе воскликнуть: Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты Меня оставил?..

Бывает, стоим мы у постели только что умершего человека, и в комнате чувствуется, будто воцарился уже не земной мир – мир вечный, тот мир, о котором Христос сказал, что Он оставляет Свой мир, такой мир, какого земля не дает…

И так мы стоим у гроба Господня. Прошли страшные страстные дни и часы; плотью, которой страдал Христос, Он теперь почил; душою, сияющей славой Божества, Он сошел во ад и тьму его рассеял, и положил конец той страшной богооставленности, которую смерть представляла собой до Его сошествия в ее недра. Действительно, мы находимся в тишине преблагословенной субботы, когда Господь почил от трудов Своих.

И вся Вселенная в трепете: ад погиб; мертвый – ни един во гробе; отделенность, безнадежная отделенность от Бога побеждена тем, что Сам Бог пришел в место последнего отлучения. Ангелы поклоняются Богу, восторжествовавшему над всем, что земля создала страшного: над грехом, над злом, над смертью, над разлукой с Богом…

И вот мы трепетно будем ждать того мгновения, когда сегодня ночью и до нас дойдет эта победоносная весть, когда мы услышим на земле то, что в преисподней гремело, то, что в небеса пожаром поднялось, услышим это мы и увидим сияние Воскресшего Христа…

Вот почему так тиха литургия этой Великой Субботы и почему, еще до того как мы воспоем, в свою очередь, “Христос воскресе”, мы читаем Евангелие о Воскресении Христовом. Он одержал Свою победу, все сделано: остается только нам лицезреть чудо и вместе со всей тварью войти в это торжество, в эту радость, в это преображение мира… Слава Богу!

Слава Богу за Крест; слава Богу за смерть Христа, за Богооставленность Его; слава Богу за то, что смерть уже не конец, а только сон, успение… Слава Богу за то, что нет больше преград ни между людьми, ни между нами и Богом! Его Крестом, Его любовью, Его смертью, сошествием во ад и Воскресением и Вознесением, которого мы будем ждать с такой надеждой и радостью, и даром Святого Духа, Который живет и дышит в Церкви, все совершено – остается нам только принять то, что дано, и жить тем, что нам от Бога даровано! Аминь.

Источник: Антоний Сурожский, митрополит. Проповеди. [Электронный ресурс] // Электронная библиотека «Митрополит Антоний Сурожский».

Ошибка в тексте